"У нас в Ашане праздник, появились разные швейцарские сыры, и по вполне гуманным ценам, дешевле, чем на их исторической родине. В частности, мой любимый тет де муан, который лежит на витрине в килограммовых цилиндрах—а продают его обычно нарезанным тонкой стружкой на розочки специальным ножом "жироль", который крутится на оси", - пишет профессор НИУ ВШЭ и телеведущий в Facebook.
"Продавщица боится отрезать сыр сама, идем искать менеджера, находим сразу двоих в фирменных зеленых жилетках.
- К сожалению, сейчас нарезать не можем, - говорит менеджер, приятный молодой человек. – Сыр заказали, а нож для него нет. Вы же знаете, как у нас все делается.
Мы стоим вчетвером, я, продавщица и два менеджера, юноша и девушка, смотрим друг на друга и понимающе улыбаемся: мы знаем, как у нас все делается. Нам хорошо и немного грустно от этого знания и полного взаимопонимания, и я ухожу из отдела без сыра, но с теплым чувством.
Россия вообще прекрасна именно этим: это страна не дела, а слова, она производит не товары и услуги, а общение, мгновенные коммуникативные сообщества, чувство единства и понимания (на этом же, кстати, стоит и контракт власти с народом – все все понимают, прощают и закрывают глаза). И, вроде, не поможет тебе русский человек, ничего не даст и не сделает, а как-то так особо подмигнет, подпустит слово, прибаутку, и всем сразу хорошо, и, вроде как, уже и не особо нужна тебе эта вещь. И в самом деле, сдался мне этот тет де муан, вон десять видов сметанкового сыра лежат, лоснятся.
Еду из магазина по направлению к Новой Риге по бетонке, А-107. А надо сказать, что ее строят у нас под Звенигородом уже года три. Начинали довольно бодро, валили лес, расчищали просеку, день и ночь ревели бульдозеры и трелевщики, светили прожектора, прям комсомольская стройка, город-сад в тайге. Потом в одну ночь, как в сказке, возник песчаный курган высотой с 30-этажный дом, и тяжелые криволапые самосвалы долго развозили песок по трассе, создавая пробки на десятки километров.
А в последний год энтузиазм поутих, и стройка забуксовала. Сделали пару гладких километровых отрезков с отбойниками и осветительными мачтами, но их уже завалили строительным мусором, а теперь там и сугробы по грудь. А на других участках и конь не валялся, высятся эпические горы глины, и в них застыли в неуклюжих позах бульдозеры, как подбитые танки на Курской дуге. Рабочих почти не видно, а если они и появляются, то сидят греются в служебных автобусах в своих касках и желтых жилетах и наружу не высовываются. А мы – мы привычно плетемся с черепашьей скоростью в узкой полосе объезда, а если случается мелкая авария, то встаем в пробке на час.
Но тут я приметил деловитого человека начальственного вида, вероятно, прораба, который стоял возле своего джипа и давал указания группе работяг. Я подъехал к ним, вышел из машины и спросил:
- А долго вы еще строить будете?
- Должны были закончить в прошлом году, -- со значением ответил прораб. – Рабочих перебросили на другой участок. Вы же знаете, как у нас все делается.
Мы постояли и помолчали для приличия. Прораб, я и пяток работяг в бушлатах. Сверху падал мелкий то ли снег, то ли дождь, гудя, шли фуры по бетонке, по слякоти. Мы знали, как у нас все делается, и это понимание грузом лежало на наших плечах, неизбывное и беспросветное, как низкое февральское небо.
А потом, уже в машине, я возмутился: какого хрена? Вот я, например, не хочу знать, как у нас все делается. Я тридцать лет работаю и ни разу в жизни не употребил эту фразу. Вот, скажем, не приду я на лекцию, и пятьдесят человек прождут полчаса в аудитории, а потом разбредутся по коридорам и буфетам, а когда меня спросят, почему так получилось – я разведу руками и скажу: "Вы же знаете, как у нас все делается". Или выпущу в эфир непроверенные факты или полный фейк – а потом отмахнусь: "Вы знаете, как у нас все делается". Нет, никогда такого не было, а если и случится, я никогда такого не скажу, и буду отвечать за свой косяк головой.
И все мои знакомые точно так же – не представляю, чтобы они говорили эту фразу. То есть по отдельности мы все отвечаем, а вместе – растворяемся в выученной беспомощности, бессубъектности, в этом слякотном "делается", которое оправдывает и украденные миллиарды, и застывшую стройку, и грязь, и отсутствие ножа для резки сыра".