"Мне было лет семь, и великий и могучий союз уже вовсю тогда потрескивал, неприятно ярко искрил и угрожающе раскачивался, но все еще, несмотря ни на что, неизменно громогласно будил меня по утрам своим бодрым гимном про сплотившихся навеки. Я недовольно просыпался, долго тер глаза и шел по холодному линолеуму начинать новый день школьника начальных классов", - пишет художник и блогер в Facebook.
"На кухне у нас был круглый красный радиоприемник, с олимпийской эмблемой в центре пластмассовой паутины, прикрывающей динамик, который надсадно каркал и хрипло булькал, рассказывая о титанических надоях и исполинских накосах, перемежая свои заливистые былины новомодными словечками "ускорение, "перестройка" и "гласность".
Это его электрическими устами славилось свободное отечество, и это он вырывал меня из объятий Морфея, за что и был абсолютно справедливо ненавидим мною и сбоку украшен мною же выцарапанной свастикой, как бы символизирующий скрытую суть этого мирного с виду бытового прибора.
Но по выходным примник немного исправлялся и бодрыми голосами профессиональных дикторов сообщал, например, репертуар местных кинотеатров. Именно от него я узнал, что в прокат поступил зарубежный остросюжетный фантастический кинофильм "Враг мой" и посмотрел его потом раз, наверное, десять.
И вот, сидя как-то на кухне и вполуха слушая письмо заслуженной доярки совхоза "Путь Ильича", которая просила дорогую редакцию для ее сестры, заслуженной свинарки того же колхоза по случаю юбилея последней поставить песню Аллы Пугачевой про миллион алых роз, я вдруг увидел взволнованную больше обычного мать свою, женщину тогда крайне молодую и решительную, которая бегала по дому и кричала.
- Фотографии! - кричала мать. - Срочно нужно фотографии нас всех. Нет, не групповая! Каждого по отдельности!
Не менее молодой отец мой (а им тогда и тридцати то ещё толком не было, совсем дети) без особого энтузиазма кинулся было помогать ей, но как-то сразу утратил интерес к этой затее и лишь спрашивал ее из кресла — а зачем тебе? А там смотрела?
Оказалось, что фотографии нужны для важного дела. А именно — есть очень сильный (со слов матери) человек, который обладает каким-то там способностями. Такими, что он способен по фотографии определить, какой человек чем болен с точностью просто поразительной! Семеновы уже носили — и всё подтвердилось! Как на рентгене!
Я тогда был крайне мал и в силу возрастной неразвитости упустил щедрый момент эффектно съязвить как по поводу самого лучшего образования, делающего людей столь доверчивыми любому шарлатану, так и по поводу самой лучшей медицины, которая своей исключительностью вызывает в людях неутолимое желание лечиться по фотокарточке.
Нет, ничего такого я тогда не сказал, а только задумался — как же это будет? Я был знаком с фотографией не понаслышке. Дома, в ванной комнате периодически полыхала красная лампа и сохли черно-белые снимки. И, исходя из этого познания, я начал задавать совершенно, как оказалось, неуместные вопросы, за что и был с позором отправлен в свою комнату, поскольку "ни черта не помогаю, весь в своего отца и только путаюсь под ногами и мешаю делать важное дело".
И нужного фасона фотографии были найдены в итоге, и отнесены сильному человеку, и он, оправдывая свой статус, обнаружил у каждого из нас массу неприятностей и поставил весьма неутешительные диагнозы. Мы были обречены и дни наши были сочтены.
Какое-то время вокруг этих зловещих снимков, скрывающих в себе, как оказалось, страшную тайну, был еще некий ажиотаж, и судя по обрывкам телефонных переговоров, которые я подслушивал, нужно было срочно везти их другой какой-то бабке, которая живет в пригороде, принимает каждый день и тоже очень сильная. Намного сильнее того, кто ставил диагноз, ибо может не только поставить, но и исцелить!
И я невольно представлял себе очень сильную бабку с бородой, как у циркового силача Дикуля, которая играючи жонглирует хромированными гирями и при этом косит бабаягинским глазом на мою фотографию, на которой я в школьной форме и с только что полученной октябрятской звездой криво и не очень-то довольно улыбаюсь куда-то мимо объектива, нацеленного на меня. Не знаю, были ли наши фотопортреты у той бабки, но сам факт моего нынешнего существования и мой же весьма румяный нынешний вид склоняет меня к версии того, что неизлечимые болезни таки были побеждены и не без помощи каких-то там энергий и чудес.
А потом это как-то все резко забылось, все кинулись заряжать банки с водой, расставляя их прямо пред голубым экраном, я начал слышать чуждые уху слова "мумиё" и "женьшень", а на кухонном подоконнике у красного радиоприемника появился мрачный сосед в трехлитровой банке, которого все называли чайным грибом, хотя выглядел он гораздо хуже и лично у меня вызывал куда более тошнотворные ассоциации. Ну, просто я однажды лазил в подвал и там в стоячей воде плавала давно почившая крыса со всеми вытекающими из этого дела последствиями.
И я сейчас натыкаюсь на объявления, в которых различные сильные и потомственные, тонко чувствующие и имеющие связь с миром недоступного обещают по фото снять порчу, отучить от употребления водки и опиатов, вернуть любимого и наладить дела в бизнесе. У меня сразу в голове начинает маленький, круглый красный радиоприемник задушевным голосом сообщать, что "пишет вам заслуженная свинарка колхоза "Светлый путь" Лидия Ильинична Жомова и просит передать для своей снохи, птичницы Жомовой Зои Ивановны песню Аллы Пугачевой "Ах, Арлекино".
И вот этот вот инфернальный жуткий смех Пугачевой из этой песни сразу и музыка цирковая".