Игорь Губерман в 75-й раз празднует день своего появления на свет, который дал ему такую судьбу и право так писать
 
 
 
Игорь Губерман в 75-й раз празднует день своего появления на свет, который дал ему такую судьбу и право так писать
Russian Look

Игорь Губерман, создатель неклассической литературной формы, названной в честь его имени "гариками", празднует свой 75-й день рождения. В советские годы его стихи, обильно сдобренные ненормативной лексикой, передавались из уст в уста и расходились самиздатом, так как невозможно было себе представить опубликование, к примеру таких строк:

Не стесняйся, пьяница, носа своего,
Он ведь с нашим знаменем цвета одного.

Как сообщает НТВ, у Губермана абсолютно образцовая биография для диссидента-шестидесятника. Он - физик по образованию, выучился в институте на инженера железнодорожного транспорта, но остался лириком в душе.

Поэт еще в юности познакомился с Александром Гинзбургом, основателем самиздатовского журнала "Синтаксис". В 1979-м Губерман был осужден на пять лет колонии. Тогда во избежание политического скандала советская власть посадила его как уголовника за спекуляцию.

Вот уже 23 года Игорь Губерман живет в Израиле, но считает себя гражданином сразу двух государств. В России бывает постоянно, здесь у него выходят новые книги, проходят концерты и творческие вечера. В день 75-летия писатель с грустью признается, что все чаще пишет о старости:

На жизненной дороге этой длинной,
Уже возле последнего вокзала,
Опять душа становится невинной,
Поскольку напрочь память отказала.

Дурацким страхом я томлюсь
во время даже похорон.
Речей высоких я боюсь:
а что как пукнет Цицерон?

У старости несложные приметы:
советовать охота старикам.
И, сидя на корриде, мы советы
даем тореадорам и быкам.

Мне забавно жить на свете,
даже сидя дома.
В голове то свищет ветер,
то шуршит солома.

Пришел я к горестному мнению
от наблюдений долгих лет:
вся сволочь склонна к единению,
а все порядочные - нет.

В своем интервью радио "Свобода" поэт, проживающий на Ближнем Востоке, поделился и своим наболевшим. "Мне очень видна... жуткая беда для всего мира от нарыва на исламе, который называется фундаментализм. От этого будет всем полный кошмар. Но надеюсь, что Нотр-Дам превратится в медресе еще не скоро", - сказал он, отметив, "обо всем человечестве немножко пекусь. Господь Бог его ослепил на время, и это очень заметно".

"Могу сказать с некоторой долей хвастовства, что он очень помолодел. Раньше на меня шли от сорока и до восьмидесяти – те, кто знали мои стишки по самиздату; а сейчас по счастью идет и молодежь. Но я не могу вам гарантировать, что она идет на мои удивительные песнопения: слышать со сцены русский мат - большое развлечение".

"Безумно часто женщины спрашивают, как выйти замуж за еврея. Иногда напишут, как девушке с двумя детьми выйти замуж за еврея. Это стало какой-то очень интересной темой в России: практически на каждом концерте один-два таких вопроса. Я отвечаю очень грустным коротким стишком: "Русской девушке теперича нелегко сыскать Гуревича".

Как написал в "Ежедневном Журнале" Виктор Шендерович, главная примета гения - отсутствие видимых усилий: "Все получается как будто само собой. Или внутренняя свобода и человеческое достоинство и впрямь божий дар, который дается человеку свыше, как Пикассо дано было различать двенадцать оттенков голубого цвета там, где другие видели два-три? Губермановская свобода воспринимается именно так - как дар божий! Может быть, главный его дар, потому что стихи - это уже производное... Но надо еще иметь право сказать, а это право зарабатывается судьбой, и тут не проскочишь на шармачка".

В любви и смерти находя
Неисчерпаемую тему,
Я не плевал в портрет вождя,
Поскольку клал на всю систему.

"Он знает цену простым вещам и понимает, что это - главные вещи в жизни. Он понимает, как важно слово поддержки, но может без лишних слов предложить денег. Он ироничен без капли цинизма. Его природный демократизм оттеняется аристократизмом его дружбы. По словам одной моей зоркой знакомой, Губерман покрыт каким-то неизвестным в природе говноотталкивающим материалом. И впрямь: столько эпох, столько возможностей пропахнуть - и ведь ничего не прилипло..."