На основных кандидатов в патриархи посмотрели с разных сторон
 
 
 
На основных кандидатов в патриархи посмотрели с разных сторон
Архив NEWSru.com

Накануне Поместного cобора в РПЦ началась настоящая предвыборная лихорадка, связанная с борьбой между кандидатами в Патриархи. После того как местоблюстителем был избран митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев), аналитики заговорили о нем как о наиболее вероятном преемнике Алексия II. Однако местоблюстителю сразу же составил конкуренцию управляющий делами Московской Патриархии митрополит Калужский и Боровский Климент (Капалин). Началась жесткая война компроматов, причем сами иерархи публично остаются в стороне, предоставляя вести баталии своим "группам поддержки". Можно ли говорить, что исход выборов предрешен? Есть ли альтернатива митрополиту Кириллу? С такими вопросами редакция газеты "НГ-Религии" обратилась к профессору Московской духовной академии диакону Андрею Кураеву и публицисту Владимиру Можегову.

Вот их ответы.

Андрей Кураев:

"Когда речь идет о выборах Патриарха, приходится научиться замечать разнообразие. А для этого нужно перенастроить свое зрение и среди людей, исповедующих одну веру и носящих одинаковый священный сан, все же увидеть людей с теми человеческими достоинствами или недостатками, которые отличают их друг от друга.

Хорошо бы не обращать внимания на человеческие недостатки и сравнивать программы. Но вот беда-то - этих программ как раз нет. Как не увидела страна "плана Путина", так не увидит она "планов" нынешних кандидатов на Патриарший престол. Никто из них не говорит: "Если я стану Патриархом, то..." Вопрос в другом - в чем нуждается Церковь?

Я же позволю себе задать один вопрос: кто из наших епископов может влюбить молодежь в православие? Кто сможет дать ей понять, что православие - это и их мир, что православие не только прошлое, но и будущее России?

Впрочем, может быть, это не дело Патриарха? Вот митрополит Кирилл ведь и не будучи Патриархом по университетам ходит, в телепередачах дискутирует и даже на рок-концертах проповедует: может, и остаться ему на своем месте? Ведь став Патриархом, он не сможет делать многое из того, что делает сейчас.

Этому доводу я противопоставляю два.

Первый: даже самый талантливый проповедник в одиночку мало что сможет. А для того чтобы создать школу, которая выпускала бы таких же активных проповедников, нужна патриаршая власть, а не кабинет в церковном МИДе.

Второй: не всякий Патриарх будет готов терпеть митрополита Кирилла в качестве члена Синода, главы Отдела внешних церковных связей и главного спикера Церкви. Главная тема сегодняшних проповедей местоблюстителя - призыв к церковному миру, спокойствию, единству. Но раз об этом говорится так настойчиво, значит, этому есть угрозы.

Надо сказать, что именно радикально настроенные противники митрополита Кирилла любят угрожать расколом. Мол, если "этот еретик" станет Патриархом, "народ его не примет", "истинно православные" уйдут. И, напротив, сторонники митрополита Кирилла никогда, даже в самых жарких интернет-дискуссиях, не говорят, что если будет не по желанию их сердца, то они оставят Церковь. Кстати, из этого сопоставления уже видно, где на самом деле модернисты, а где - просто церковные люди.

Но кроме проблемы внешних границ Церкви (то есть раскола) есть еще и вопрос о переменах климата во внутрицерковной жизни. Какими - при том или ином Патриархе - станут допустимые стандарты внешней проповеди, внутрицерковной полемики и взаимоотношений?

Повторюсь: нельзя сравнивать богословско-политические программы кандидатов, ибо этих программ никто не озвучивал. Значит, придется ориентироваться по-лесковски, то есть по "мелочам архиерейской жизни".

Надежды на то, что церковные выборы пройдут "не по-мирскому", исчезли еще до Нового года. Протокольно-тихий ход не то выборов, не то назначений в члены Собора был нарушен на совещании ректоров духовных семинарий 24 декабря. Синод поручил провести это совещание ректору Московской Академии архиепископу Евгению (Решетникову). Но реально ведение взял на себя архиепископ Тобольский Димитрий (Капалин). Им была подменена тема голосования: обсуждаться и избираться стали не богословские умы, которыми надо было бы обогатить палитру Собора, а представители духовных школ из регионов, которые и так представлены своими епархиальными выборщиками.

В итоге на Собор оказались как-бы-избраны люди, абсолютно неизвестные в богословском мире. Даже поиск по Интернету не дает ссылок ни на один их богословский труд.

На Поместном Соборе 1917 года по одному делегату выдвигала Академия Наук и 11 университетов. Каждая из четырех Духовных академий избрала по три профессора. В 1917 году в Поместном Соборе участвовали Сергий Булгаков, Евгений Трубецкой, Антон Карташев, Александр Бриллиантов, Сергей Глаголев, Борис Тураев, Михаил Скабалланович. Это лишь часть из блестящего созвездия церковных ученых. Да, мы сейчас интеллектуально беднее. Но не настолько же, чтобы не найти пятерых людей, сделавших целью своей жизни изучение традиции церковной мысли!

Произошедшее на ректорском совещании нельзя назвать иначе как пощечиной церковной науке, отечественному богословию.

Люди, "избранные" ректорским совещанием, при всем разбросе в географии своего служения объединены одним: ориентацией на братьев Капалиных - митрополита Калужского Климента и архиепископа Тобольского Димитрия.

Мне представляется, что эта их тактическая победа может все же обернуться стратегическим поражением.

Во-первых, стала понятна хватка, целеустремленность и нестеснительность в средствах партии митрополита Климента.

Во-вторых, вышло наружу главное пятнышко в патриарших планах митрополита Климента - репутация его брата. Епископы давно видят, что архиепископ Димитрий ведет себя как "митрополит всея Сибири", что он считает себя вправе с инспекциями ездить по чужим епархиям. И они понимают, что избрав Климента, они в придачу поставят над собой еще и властного владыку Димитрия.

В этом смысле один брат стал проблемой для другого. Жесткий стиль правления митрополита Климента теперь сопоставляется с деспотическим стилем правления его брата.

У митрополита Климента есть и другой "предвыборный" изъян. Он связал свое имя с продвижением проекта "Основ православной культуры" в школы. Но он так и не смог убедить министра Фурсенко и педагогическую общественность в том, что предлагает что-то отличное от обычного "Закона Божия" (кажется, он и сам не понимает отличия культурологического образования от религиозного). Имеющееся разрешение министерства на преподавание "православной культуры" по желанию родителей никак нельзя считать прорывом, ибо российское законодательство предполагало такую возможность аж с 1990 года.

Так что плюс у митрополита Климента только один. Он - не Кирилл. Голосование за него хоть сколько-либо значимой части соборян возможно только в режиме протеста: "Кто угодно - лишь бы не Кирилл!"

Среди других возможных кандидатов - старейшие члены Синода: митрополиты Петербургский Владимир (Котляров) и Минский Филарет (Вахромеев).

Но тут главная неясность: есть ли у них решимость в том, чтобы брать на себя патриарший крест? Возраст и состояние здоровья этих иерархов могут прежде всего их самих привести к выводу о том, что лучше сохранить свои нынешние тяготы, не увеличивая их число.

Кроме того, весьма вероятно, что они в основных вопросах церковной жизни единомысленны с митрополитом Кириллом и просто не хотят быть его соперниками.

Итак, в епископате нет "церковно-богословских партий". И оттого сплочение (и различение) епископов может идти по иным критериям. Например - национальному.

Четверть голосов Собора принадлежит Украине. Плюс еще с десяток епархий России и зарубежья, возглавляемых выходцами с Украины. Это треть всех голосов. Возможно, именно ради этого дня в течение последних пяти лет на Украине шло искусственное наращивание числа епархий и епископов: одна административно-государственная область делилась на три епархии. В итоге одна украинская область на всецерковном Соборе "весит" столько же, сколько три российские (при сопоставимом населении).

Митрополит Киевский Владимир (Сабодан) отказался выдвигать свою кандидатуру. Скорее всего, серьезной украинской оппозиции митрополиту Кириллу не будет. Она не успела сформироваться. Три других возможных кандидата от Украины - митрополиты Донецкий Иларион (Шукало), Одесский Агафангел (Саввин) и Черновицкий Онуфрий (Березовский) долгое время были связаны обязательством поддержки киевского владыки и потому не могли вести работу по консолидации украинцев вокруг себя.

Зарубежная Церковь вряд ли станет выдвигать кандидата из своей среды. Из русских же архиереев им наиболее знаком и митрополит Кирилл - именно он вел с ними переговоры о воссоединении. Он смог убедить их в 2007 году в необходимости воссоединения, так что вполне возможно, что именно ему они отдадут голоса и в 2009-м.

Наконец, на Соборе кристаллизация "общественного мнения" может начаться вокруг неизвестного еще кандидата. Это может быть провинциальный архиепископ со светлым ликом и репутацией доброго молитвенника. Вопрос в том, хватит ли времени для такой "химической реакции". И - хватит ли для нее жертвенности других епископов равного с ним сана и возраста.

Регламент выборов будет самый демократический. На Архиерейском Соборе список кандидатов будет практически равен списку участников (за вычетом викарных епископов и тех архиереев, которым еще нет 40 лет). Поместный Собор сможет дополнять победившую днем раньше тройку также очень легко и в любом количестве. Но ведь чем больше альтернатив, тем меньше их проходимость. Антикирилловская оппозиция (если она есть) растащит сама себя.

Но Собор есть Собор. Он будет свободным и полновластным. А значит, непредсказуемым.

Владимир Можегов:

Сорок дней после смерти Патриарха Алексия II, наполненные самой беззастенчивой борьбой за власть, информационными войнами и черным пиаром, обнажили весьма грустную картину внутреннего состояния РПЦ.

Если понимать задачу будущего Патриарха как необходимость вытащить Церковь из той трясины, в которую завела ее советская и постсоветская эпохи, повернув ее к деятельному христианству (любви, милосердию, печалованию о народе), то приходится признать: Церковь оказалась сегодня в ситуации, когда выбирать, по сути, не из кого. И это, увы, вполне логичный исторический итог. Ситуацию дополняют лишь устойчивые ассоциации с 1985 годом, с его сходящим в гроб Политбюро и моложавым генсеком, объявляющим начало катастрофической перестройки.

В противнике местоблюстителя митрополите Клименте (кураторе безнадежно завязшего проекта "Основ православной культуры") вполне можно увидеть какого-нибудь Черненко с его "школьной реформой" (кажется, все русские катастрофы еще со времен Патриарха Никона начинались со "школьной реформы").

Критику диаконом Андреем Кураевым "семьи Капалиных" при известной условности нетрудно спроецировать на церковную ситуацию в целом. Где-то дела обстоят лучше, где-то хуже, но тот сплав бюрократии и карательных органов, которым открывалась сталинская страница истории Русской церкви, и по сей день остается тем же. В этом смысле выбор митрополита Кирилла кажется "неизбежным злом". В сущности же этот выбор - лишь выбор между системным кризисом уже сегодня и тем же кризисом, отсроченным еще на несколько лет и с еще более непредсказуемыми последствиями.

Вглядимся же в необщее выражение лица Церкви новой эпохи. Генеральная линия на "выход Церкви из гетто" и ее миссию в современном мире была взята митрополитом Кириллом на богословской конференции РПЦ 2005 года, посвященной (что символично) эсхатологии. Прозвучавшие на этом своеобразном "Апрельском пленуме" идеи вскоре оформились в Декларацию "О правах и достоинстве человека". Однако одновременно с неожиданной заботой о человеке все громче звучала и старая песнь о симфонии Церкви и государства (тесные сношения с МИДом, организация саммита религиозных лидеров и т.д.). И на последнем Архиерейском соборе эта борьба хорошего с лучшим увенчалась принятием "Основ учения РПЦ о достоинстве, свободе и правах человека", где достоинство, права, свобода и сам человек окончательно утонули в торжественном славословии единства Церкви и государства. В исполнении протоиерея Всеволода Чаплина идеи митрополита Кирилла звучали примерно так: "Есть вещи, которые более важны, чем уничтожение того или иного количества людей или даже жизни всего человечества".

Среди характерных жестов митрополита Кирилла - и благословение им пресловутой "Русской доктрины" с ее стержневым пафосом: вся власть советам церковных, армейских и партийных депутатов.

Наиболее яркой уличной опцией митрополита Кирилла остается безудержный Кирилл Фролов, в причудливом сознании которого идеи местоблюстителя обращаются в психоделические грезы о "соборах-небоскребах", "голографических крестах над Москвой" и "силиконовой Фиваиде". Во время достопамятного Архиерейского Собора, низвергнувшего мятежного Диомида, именно этот неистовый комсорг всея Руси привел "православный корпус" движения "Наши" к храму Христа Спасителя, чем окончательно вывел обстановку на Соборе за границы здравого смысла.

Этот краткий абрис "политического православия" эпохи постмодерна дает наглядное представление о том, что ожидает Церковь в случае прихода к власти "кризисного менеджера": смена власти застойных партийных геронтократов властью молодых, энергичных комсомольских авантюристов, живо воскрешающая лихие реалии 1990-х.

Не стоит, наверное, заблуждаться и по поводу "миссии". Митрополит Кирилл - талантливый софист, способный говорить на разных политических языках и отстаивать любые идеалы, но прежде всего он - отчаянно влюбленный во власть политик. И главной целью его "миссии" является все-таки власть, а не народ. Симптоматично, что он на этом поле не одинок. Его версию амбивалентного умеренно-олигархического консерватизма (Церковь как успешный торговый бренд, политический проект, конкурентоспособный на внешнем рынке), популярную среди высшей партийной бюрократии, заметно оттеняет сегодня проект державной ультраправославной сталинократии архимандрита Тихона (Шевкунова).

Но надежда на чудо всегда остается. Подлинная жизнь Церкви скрыта от внешних глаз и протекает далеко от денежных потоков и державных гимнов. Вопрос в том, кто мог бы сегодня вернуть в Церковь Христа и вывести ее из глубочайшего кризиса? На мой взгляд, это мог бы быть умный, сильный, хорошо известный (причем не скандально) консерватор, принятый и фундаменталистами, и либералами, а главное - занятый не политикой и борьбой за власть, а настоящей миссией среди простого народа и большой, серьезной социальной работой.