Две трети россиян заявили о наличии политических заключенных в стране, это максимум за 16 лет
 
 
 
Две трети россиян заявили о наличии политических заключенных в стране, это максимум за 16 лет
АГН Москва / Сергей Ведяшкин

Почти две трети россиян (63%) считают, что в стране есть люди, осужденные за свои политические взгляды или стремление участвовать в политической жизни. Это следует из данных опроса, опубликованного на сайте "Левада-центра". Это максимум за все время исследований с 2004 года, год назад так считали 50%. Свободным человеком в обществе себя ощущают 68% респондентов (примерно на уровне предыдущих опросов 2014-го и 2015 годов), о личной несвободе говорят 32%.

На конец 2019 года правозащитный центр "Мемориал" признал политзаключенными 63 человека. Кроме того, 245 человек, по данным "Мемориала", преследуются за религию, а 212 - по политическим мотивам, но без лишения свободы.

Резкий рост доли ответов о наличии политзаключенных стал эффектом дела журналиста Ивана Голунова, летних протестов и широкого обсуждения всего этого в СМИ, пояснил "Ведомостям" директор "Левада-центра" Лев Гудков. По его словам, на арест журналиста откликнулось все медиасообщество, тогда же резко изменилось отношение общества к полиции и суду.

"Люди стали понимать, что никаких мер в отношении тех, кто возбудил уголовное дело, принято не будет, что вся правоохранительная и судебная система работает на защиту власти. Косвенным же образом это понимание распространилось на всю систему борьбы с инакомыслием и гражданским обществом", - пояснил Гудков.

При этом в числе конкретных политзаключенных вспоминают в первую очередь бизнесмена Михаила Ходорковского и режиссера Олега Сенцова, а также тех, кто осужден по "московскому делу", хотя конкретных их фамилий привести не могут. По оценкам политологов, сама тема московских протестов вышла за границы оппозиционной среды, и значительная часть россиян сочувствует протестующим. Одновременно с этим отмечается, что под свободой в обществе россияне прежде всего понимают не политические свободы, а свободу потребления.