МАКСИМ БЛАНТ, экономический обозреватель NEWSru.com:
Выступая в среду на финансовом форуме, организованном газетой "Ведомости", вице-премьер министр финансов Алексей Кудрин говорил о бюджете и структуре экономики.
Структуру надо менять, чтобы бюджет меньше зависел от нефтяных доходов. "Если до кризисного 2008 года мы тратили 6,5-7% нефтегазовых доходов на расходы бюджетной системы, то сейчас 13-14%, - сокрушался Кудрин. - Ранее мы считали, что при цене на нефть 50 долларов за баррель мы должны будем иметь не больше чем 3,7% ненефтегазовый дефицит. Сегодня мы имеем его на уровне 13,9%, и нам нужно снова опуститься до уровня 4-5%".
Цель эта озвучена не впервые, беда лишь в том, что единства мнений относительно того, как этой цели достигнуть, в высших эшелонах власти явно не наблюдается. Президент Медведев, который тоже любит порассуждать о нефтяной зависимости, делает ставку на многомиллиардные бюджетные инвестиции в модернизацию страны.
Кудрин этот подход не слишком приветствует ("Я за жесткий бюджет, фискальный баланс, неповышение налогов, снижение инфляции и ставок", - заявил он, не упомянув никакой модернизации и фактически призвав к ограничению государственных аппетитов), но, к сожалению, его слово тут решающим не является.
Если слова Кудрина о необходимости ухода от нефтяной зависимости даже с большой натяжкой не тянут на откровение, то еще одна высказанная им идея - настоящая сенсация.
Говоря о доходах от приватизации, министр напомнил, что они являются одноразовыми и по бюджетной классификации приравниваются к заимствованиям (разница лишь в том, что проценты по ним платить не нужно). Поэтому, по мнению Кудрина, разумнее эти доходы было бы вложить в специализированный фонд, а на проценты от использования этих средств финансировать постоянные обязательства бюджета, либо их реинвестировать, накапливать и "жить на проценты".
Провести масштабную приватизацию государственных компаний и банков, а вырученные доходы инвестировать, чтобы процентный доход помог сделать менее затратным и болезненным переход к накопительной пенсионной реформе, предлагал незадолго до кризиса Егор Гайдар. Тогда он приводил в пример норвежский суверенный фонд.
Сенсация в том, что эта идея, хотя и в несколько усеченном виде, была озвучена действующим вице-премьером правительства, курирующим весь финансовый блок.
Еще один принципиальный момент, о котором говорил Гайдар, и который воспроизвел Кудрин, заключается в том, что приватизация не должна ограничиться продажей миноритарных пакетов. Министр пообещал продажу контрольных пакетов на следующем этапе приватизации, который может начаться через три года.
Говоря о специализированном фонде, куда должны пойти доходы от приватизации, Кудрин ни словом не обмолвился о том, что прибыль от инвестирования должна использоваться в хронически дефицитной пенсионной системе.
С одной стороны, вполне объяснимо нежелание министра, отвечающего за то, чтобы все государственные расходы были обеспечены доходами, лишать себя свободы действий. Однако тут возникает некоторая путаница.
Дело в том, что у правительства уже есть, как минимум, два фонда - Резервный и Фонд национального благосостояния (а если посчитать еще и Фонд содействия реформе ЖКХ и "Олимпстрой", то и все четыре), - куда направлялись сверхдоходы бюджета. И происходило это до тех пор, пока бюджет исполнялся с профицитом.
Потом, когда же в государственных финансах образовалась дыра, было принято решение деньги из Резервного фонда потратить, и больше его не пополнять - на повестке дня возникла модернизация.
Поэтому и непонятно, зачем плодить сущности и создавать какой-то новый специализированный фонд. Если доходы от инвестирования приватизационных денег должны пойти на финансирование всех бюджетных обязательств, проще направить деньги, вырученные от продажи госпакетов в Резервный фонд и изменить принципы его работы. Если же эти деньги пойдут на пенсионную реформу, то для этого есть Фонд национального благосостояния.
Еще один принципиальный вопрос заключается в том, насколько в принципе целесообразно откладывать средства, полученные от приватизации и куда-то их инвестировать в условиях, когда бюджетный дефицит покрывается за счет заимствований. Ведь нет никакой гарантии, что инвестиционный доход превысит стоимость обслуживания госдолга.
Единственный разумный довод в пользу этой идеи мог бы заключаться в том, что ее реализация могла бы поумерить модернизационный пыл и связанные с ним многомиллиардные инвестиции, эффективность которых, мягко говоря, сомнительна. Но и тут нет никаких гарантий. Скорее всего, вне зависимости от того, будет ли создан спецфонд, президент продолжит давать поручения, а Минфин будет вынужден повышать налоги или занимать, чтобы найти деньги для их выполнения.
