В Тюмени готовится к защите докторская диссертация, вызвавшая тревогу среди представителей российского религиоведческого сообщества. В то время как руководство России предпринимает конкретные меры по урегулированию межрелигиозных и межэтнических конфликтов и по воспрепятствованию возможных негативных проявлений в этой сфере, в регионах страны продолжается практика присвоения ученых степеней авторам скандальных и откровенно опасных трудов.
В частности, как стало известно, 24 апреля в Тюмени готовится к защите диссертация на соискание степени доктора юридических наук некоего И.А. Тарасевича под названием "Конституционно-правовые основы религиозной безопасности Российской Федерации". Как отмечают эксперты, данная работа не только некомпетентна, но и откровенно опасна тем, что заведомо ущемляет конституционные права граждан и даже способна стать источником для разжигания межрелигиозной вражды, что в корне противоположно самой идее безопасности в РФ и нарушает конституционные нормы, раскачивая лодку и раскалывая общество по вероисповедному признаку.
Эксперты, исследовавшие текст будущей диссертации, с тревогой расценивают ее как свидетельство правового нигилизма, предполагая, что она задумана с целью не только ограничить многие религиозные организации в их конституционных правах, но создать конкретный новый образ "врага".
Как отметил в официальном отзыве на диссертацию Тарасевича доцент кафедры истории Томского госуниверситета О. В. Хазанов, предлагаемые автором механизмы защиты от явлений, покушающихся на религиозный мир в стране, "способствуют скорее нарушению религиозной стабильности и безопасности в обществе, подводя к расколу и напряженности".
По мнению религиоведа Константина Филькина, участника круглого стола научной и религиозной общественности "Межрелигиозный диалог" (Томск), диссертация Тарасевича - прекрасный образец того, что творится в головах и скоро может ожидать религиозные организации в правовом поле. Так, например, диссертант предлагает ввести для "непонятных" религиозных организаций новые термины вместо понятий "секта" и "новые религиозные движения": "нетрадиционное для России религиозное объединение деструктивной направленности" и "нетрадиционное для России псевдорелигиозное объединение деструктивной направленности". "Воистину вершина религиоведческой мысли", - отмечает Филькин.
По мысли Тарасевича, необходимо также расширить толкование понятия "экстремизм" следующими пояснениями:
- принуждение к разрушению семьи; нанесение установленного в соответствии с законом ущерба нравственности, здоровью граждан, в том числе использованием в связи с их религиозной деятельностью наркотических и психотропных средств, гипноза, совершением развратных и иных противоправных действий;
- склонение к самоубийству или к отказу по религиозным мотивам от оказания медицинской помощи лицам, находящимся в опасном для жизни и здоровья состоянии;
- воспрепятствование получению обязательного образования;
- принуждение членов и последователей религиозного объединения и иных лиц к отчуждению принадлежащего им имущества в пользу религиозного объединения;
- воспрепятствование угрозой причинения вреда жизни, здоровью, имуществу, если есть опасность реального ее исполнения или применения насильственного воздействия, другими противоправными действиями выходу гражданина из религиозного объединения;
- побуждение граждан к отказу от исполнения установленных законом гражданских обязанностей и совершению иных противоправных действий.
Как напоминает Константин Филькин, в 1980-е годы поводом к тому, чтобы сажать в тюрьмы кришнаитов, являлось якобы нанесение религиозными убеждениями вреда здоровью посредством вегетарианства. Похоже, что этот же повод сможет снова сыграть свою роль по трактовкам Тарасевича. Пункт "нанесение ущерба здоровью" можно при желании толковать по-разному и на этом основании записать в экстремисты и вегетарианцев-вайшнавов, и свидетелей Иеговы, отказывающихся от переливания крови, или старообрядцев Лыковых, ушедших в лес от цивилизации, а вместе с тем и от обязательного образования и оказания медицинской помощи, комментирует сентенции Тарасевича Константин Филькин.
"О том, что при проведении религиоведческой экспертизы стала обычной профанация этой процедуры, хорошо известно и научным специалистам в области религиоведения, и российским религиозным организациям", - считает, в частности, известный российский публицист и правозащитник, главный редактор интернет-издания "Религиополис" Михаил Ситников.
По его словам, "в качестве экспертов в таких случаях могут выступать случайные лица и организации, выполняющие определенный заказ". "В условиях общеизвестной антикультистской кампании подобная "экспертиза" зачастую оказывается всего лишь инструментом для произвольной расправы с законопослушными, но "нежелательными" для заказчика религиозными сообществами и организациями", - отмечает Ситников.
"Однако ощущение того, что на одном лишь произволе далеко не уедешь, в последнее время крепнет. Это вынуждает сторонников "строительства тоталитаризма" искать пути для придания тенденции видимости законной. При этом в ход идет не только сомнительное "ситуационное законотворчество", но и ковка нужных кадров из соответствующих специалистов. Для определения же способа, которым подобное проще всего осуществить, можно использовать ту же профанацию. Ведь и недавняя волна разоблачений чиновников и политиков, "остепененных" кандидатами и докторами наук благодаря банальному плагиату, это тоже - профанация", - заявляет эксперт.
"Разумеется, большинство такого рода явлений в атмосфере вытеснившей право коррупции не становятся общеизвестными прецедентами. Но что-то тем не менее оказывается явным, зачастую благодаря чистой случайности. Как, например, произошло это после массовой рассылки по множеству адресов автореферата некоего соискателя докторской степени в области права", - отмечает Ситников.
"Скорее всего, диссертант защитится, и "нужных" отзывов, в отличие от "достойных", для протокола будет достаточно, - не без чувства пессимизма считает эксперт. - Следовательно, ряды научного сообщества в Тюмени пополнятся агрессивно настроенным "ученым" антикультистом. Во всяком случае, нынешнее профанирование всего и вся в самых разных сферах жизни общества и государства позволяет ожидать этого с огромной долей вероятности".
Диссертационное исследование И.А. Тарасевича посвящено чрезвычайно важной, как с научной, так и с общественной точки зрения теме. Выстраивание взаимоотношений государственных и религиозных институтов является важной задачей для любого общества, в том числе и современного российского. Можно отметить целый ряд мировых и сугубо российских проблем, затрагивающих религиозную сферу: межконфессиональные и межэтнические конфликты; возрастание напряженности в социуме, вызванное угрозой терроризма; широкое применение антиэкстремистского законодательства в религиозной сфере; конфликты интересов при реституции церковного имущества; противоречие между статусом светского государства и влиянием церкви на политику, культуру и общественную жизнь. Острота и значимость указанных проблем в России особенно повышена, поскольку РФ является многонациональным и многоконфессиональным государством. Таким образом, очевидна необходимость решения указанных проблем. Однако решения, предлагаемые автором в диссертации, вызывают серьезные возражения, которые в своей совокупности приводят к выводу о несоответствии представленной к защите диссертации требованиям, предъявляемым ВАК.
1. Представленная диссертация без сомнения является междисциплинарной - она затрагивает как юридическо-правовые нормы, так и исследования в сфере религиоведения. Вместе с тем, ознакомившись с авторефератом и текстом диссертации, можно отметить крайне слабую проработанность религиоведческой и вместе с ней исторической стороны выбранной темы. Например, ни в работе, ни в списке литературы не были обнаружены ключевые как российские, так и иностранные исследователи религии (например, Гараджа В.И., Кантеров И.Я., Клибанов А.И., Митрохин Л.Н., Филатов СБ., Фурман Д.Е., Фаликов Б.З., Торчинов Е.А., Яблоков И.Н., Мюллер Ф.М., Старк Р., Бергер П., Баркер А., Бэкфорд Дж. и др.). Вместо этого список литературы переполнен как источниками православной тематики или опубликованными православными издательствами, так и огромным количеством ссылок на православные апологетические интернет-ресурсы. Причем православные источники присутствуют в т.ч. в блоке "Научной литературы" (например, в указанном разделе номера 35, 114, 134, 138, 177, 186, 187, 199, 229, 240 и др.)
2. В связи с междисциплинарностью заявленной темы возникает вопрос, почему диссертация представлена только по специальности 12.00.02 (Конституционное право; конституционный судебный процесс; муниципальное право), хотя совершенно очевидно по поднимаемым в работе вопросам здесь также должна присутствовать религиоведческая или социологическая специальность, например, 22.00.04 "Социальная структура, социальные институты и процессы" или 09.00.14 "Философия религии и религиоведение. Искусствоведение и культурология".
3. Блок диссертации с. 82-107, 284-291 (по неясной причине разделенный на две части) выглядит лишним. Вероятно, автор хочет таким образом указать на практическую сторону существования религиозных организаций, относимых им к "нетрадиционным" и "деструктивным". Однако изложенное в указанном разделе описание построено на основе риторики антикультового движения и миссионерских организаций и очень далеко от академического религиоведческого дискурса. Это подтверждается источниками, на которые ссылается автор в примечаниях: в основном, это публикации А. Дворкина, одного из лидеров православного антикультового движения, деятельность которого подвергается научной критике. Например, ведущий научный сотрудник Института Европы РАН религиовед Р. Лункин, определяя работы А. Дворкина как ненаучные, отмечает, что "оценивать их в рамках светской науки совершенно бессмысленно". Это же относится и к двум другим приводимым автором "специалистам в области государственно-религиозных отношений и деятельности религиозных и псевдорелигиозных объединений деструктивной направленности" (с. 14 автореферата) — И. Куликову, А.И. Хвыля-Олинтеру.
Даже единственное на всю диссертацию цитирование известного российского индолога И.П. Глушковой (с. 91 диссертации) приводится сугубо по книге А. Дворкина, хотя еще в 2008 г. Ирина Петровна опубликовала открытое заявление с протестом против использования ее имени в качестве подтверждения подобных идей антикультового движения.
4. Отмеченный в качестве новизны исследования механизм наделения некоторых религиозных объединений статусом "традиционных" в т.ч. посредством принятия Федерального закона "О традиционных религиозных объединениях" вызывает возражение. Необходимо отметить, что проект ФЗ "О традиционных религиозных объединениях" уже предлагался в 1999 г. (под N 99048645-2) и был снят в 2004 г. Советом ГД ФС РФ, таким образом, ГД еще десятилетие назад определила правовую значимость данного законодательного акта. Для самого понятия "традиционной" религии или религиозного объединения в автореферате и диссертации отсутствует определение; неясным является и наполнение формулировки "нравственные ценности традиционных для России религий" (с. 24 диссертации).
"Традиционными" для России, с точки зрения автора, являются православие, ислам, буддизм и иудаизм (с. 25 автореферата). В качестве научного обоснования этой идеи автор пишет, что "большинство исследователей в сфере свободы совести и религиозных объединений единодушны" (с. 36 диссертации), не ссылаясь при этом ни на каких конкретных исследователей ни из сферы религиоведения, ни социологии, ни иных смежных областей. Автор ссылается также на преамбулу ФЗ "О свободе совести...", отмечая, что "религии и конфессии, прямо неуказанные в преамбуле некорректно считать традиционными для российского общества" (с. 37). Однако эта ссылка для подтверждения своего перечня на преамбулу также неправомочна, поскольку автор заменяет "христианство" на "православие", а также исключает указание в преамбуле и на "другие религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России". Более того, преамбула не указывает на свойство "традиционности" отмеченных религий и сам закон ни в коей мере не выделяет их среди любых иных религиозных организаций РФ. П.1 ст.4 данного ФЗ специально подчеркивает, что "никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной", тогда как автор в своей работе настойчиво предлагает обратное. Даже сам приведенный перечень "традиционных" религий отражает субъективные представления диссертанта о религиоведении: непонятно по какой причине вместо "христианства" указано исключительно "православие", а остальные указаны обобщенными наименованиями, хотя ислам, буддизм и иудаизм имеет деление на вполне конкретные деноминации.
Устанавливая априорную связь "традиционных" религий с высокой нравственностью и национальной безопасностью (с. 56 диссертации) автор противоречит сам себе, указывая, например, на сепаратизм Татарстана, Калмыкии, Тувы и Бурятии (с. 57), поскольку сепаратизм в данных регионах вырастает из особых национальных культурных традиций, сложившихся в рамках признаваемых по диссертации "традиционными" религиях — ислама и буддизма.
Также остается неясным, чем "традиционные" религиозные объединения могут быть по определению более законопослушными, если даже сам автор пишет о возможности применения к ним такой характеристики как "тоталитарность" (с. 43).
Свои личные предпочтения автор в вопросе "традиционности" и не скрывает: "безусловным приоритетом в плане возможного приобретения такого статуса обладает РПЦ МП" (с. 196). Хотя автором и признается существование других "традиционных" религий, единственной упоминаемой в диссертации религиозной организацией является РПЦ МП. Именно в ее лице автор описывает получение специальных привилегий в правовой сфере, построение "кооперационной модели" государственно-религиозных отношений, наделение особыми имущественными и финансовыми правами. Данный момент позволяет также усомниться в достаточной квалифицированности автора в области религиоведения и истории религий.
Правовые льготы и привилегии для узкого перечня "традиционных" религий создадут нарушение Конституции РФ, где отмечается равенство всех религий и отсутствие приоритета какой-либо из них.
5. Автор предлагает новые определения для религиозных организаций: "нетрадиционное для России религиозное объединение деструктивной направленности" (РДН) и "нетрадиционное для России псевдорелигиозное объединение деструктивной направленности" (ПРДН).
Во-первых, единственное отличие между двумя данными категориями заключается в применении приставки "псевдо". Но ни в автореферате, ни в диссертации автор не дает определения данных типов религиозных организаций, в том числе четко разграничивающих их между собой. Единственное, что указывается, - пример таких "псевдорелигиозных организаций": сайентология и анастасиевцы. Однако является ли это достаточным для формулирования новых терминов, о которых заявляет автор?
Во-вторых, в целом структура разделения всех религиозных организаций на "традиционные", "РДН" и "ПРДН" является крайне неполной и сомнительной. Это лишь вновь указывает на неподготовленность автора в религиоведческом плане. В работе (с. 45 дисс.) указана ссылка на приложение 2, которое, по мнению автора, демонстрирует классификацию религиозных объединений, действующих в РФ. Однако данное приложение вызывает лишь вопросы. В нем указано деление на следующие группы: "Традиционные для России", "Религиозные объединения, имеющие древнюю историю" и "Новые религиозные объединения, появившиеся в России 20-30 лет назад". Совершенно неясно, что означает с исторической точки зрения формулировка "имеющие древнюю историю" и как быть с объединениями, появившимися не 20-30 лет назад, а 50, 100 или 200? Следует ли их считать уже "имеющими древнюю историю" или просто находящимися вне предлагаемой классификации?
Исходя из размытого определения "традиционной религии" и указанного автором перечня таковых, остается неясным, где оказываются все остальные религиозные объединения, имеющие как официальную регистрацию, так и зачастую долгую историю существования на территории Российского государства - но не попадающие в список "традиционных", и при этом логически не относящиеся к "РДН" и "ПРДН". К таковым можно отнести традиционные верования народностей РФ (например, шаманизм народов Сибири), католическое вероисповедание (последователи которого проживают на территории Российского государства, как минимум, со времен Петра I), лютеране (как минимум, со времен Екатерины II) и т.д.
В-третьих, автор противоречит собственным же предложениям. Например, "особо отмечается, что к нетрадиционным для России религиозным и псевдорелигиозным объединениям деструктивной направленности следует относить только те религиозные объединения, чья опасность для общества отражена в решениях российских судебных органов" (с. 28 автореферата). Однако, в диссертации (с. 91-97) приводится в качестве примера РДН описание "Общество сознания Кришны", примыкающее, по словам автора, к сатанизму. Однако в отношении данной религиозной организации, зарегистрированной в России, нет решений российских судебных органов, устанавливающих ее опасность.
И, наконец, в-пятых, следует заключить, что хотя автор в своей работе в качестве основания для введения новых терминов "РДН" и "ПРДН" отмечает невозможность использования термина "тоталитарная деструктивная секта", принадлежавшего А. Дворкину, его собственные предлагаемые определения ничем функционально не отличаются - их применение направлено на апологетическое подавление религиозного инакомыслия.
При изучении диссертации может закрасться мысль, что цель автора - полное выведение из правовой сферы религиозных организаций, которые окажутся, говоря простым языком, "неправильными" по мировоззрению автора, получат наименование "РДН" и "ПРДН" и исключительным образом с помощью необоснованных, с точки зрения религиоведения, социологии и истории, механизмов будут лишены прав. В некоторых местах, автор этого и не скрывает, например, описывая концепцию ФЗ "О традиционных религиозных объединениях": "разграничить и вывести за рамки отношений государства с традиционными религиозными организациями РДН и ПРДН" (с. 277).
6. Большое внимание в диссертации уделяется "прозелитизму", дефиниция которого автором определяется как вклад в науку конституционного права России (с. 17, 22, 23 автореферата). Сформулированное определение данного понятия предлагается добавить в ФЗ "О свободе совести...", а также включить прозелитизм в перечень экстремистских деяний ч. 1 ст. 1 ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности". Неясно, чем прозелитизм, определенный как "вербовка новых членов", по сути отличается от миссионерства? Здесь заключается противоречие ст. 8 Конституции РФ, где "каждому гарантируется право иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними". Исходя из сформулированной автором дефиниции и указанной конституционной статьи, можно сделать вывод, что главной угрозой "конституционных прав и интересов государства" является сама Конституция.
Из специфики определения автора неясно, является ли предложение "духовных" выгод, например, в виде "спасения души", с целью вербовки новых членов одной из форм "материальных" выгод, и не совершают ли традиционные религии данный акт, который предлагается расценивать как экстремистский? И в целом непонятно, как тогда воспринимать деятельность "традиционной" религиозной организации РПЦ МП, которая не только исторически, но и в настоящее время занимается миссионерством (прозелитизмом) в России, а также и в Таиланде, Пакистане, Индонезии и др. странах?
7. Автор диссертации предлагает расширение сферы противодействие экстремизму, предлагая дополнить ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности". Данное расширение лишь усугубит и без того непростую ситуацию в отношении антиэкстремистского законодательства, которое за последние несколько лет неоднократно становилось предметом обсуждения и даже критики на различных "круглых столах". Проблемы применения антиэкстремистского законодательства (например, чрезмерно увеличенный список экстремистских материалов, некомпетентность районных судов для ведения "экстремистских" дел, недостаточно четко очерченные критерии экстремистской деятельности, что позволяет разным экспертам делать разные выводы и т.д.) лишь увеличатся, поскольку предлагаемые автором дополнения являются слишком широкими и зачастую не имеют к экстремизму никакого отношения, и при этом могут регулироваться другими правовыми актами.
В качестве примера формулировок, которые предполагают крайне широкое толкование, можно отметить: "нанесение установленного в соответствии с законом ущерба нравственности, здоровью граждан", "совершением развратных и иных противоправных действий".
8. Спорным выглядит предложение "запрета участия в руководстве религиозными организациями иностранных граждан" (п. 12 на защиту, с. 23-24) посредством дополнения ФЗ "О свободе совести...". Многие российские религиозные организации являются частью всемирных религиозных организаций, соответственно, имеют в своем руководстве иностранных лиц, которые также действуют в качестве священнослужителей. Это совершенно естественно и нормально, например, для Римско-католической церкви, лютеранских церквей и для других организаций.
В целом, данное предложение представляется искусственным, поскольку даже в отношении коммерческих и некоммерческих организаций не существует подобных ограничений.
Можно спросить, адекватной ли, по мнению автора, будет аналогичная мера запрета со стороны другого государства в отношении существующих на его территории религиозных организаций, когда, например, представители Московского патриархата не смогут участвовать в управлении церкви в данной стране?
9. Предлагаемая "кооперационная модель" отношений государства и сугубо отдельных религиозных объединений противоречит утвержденным в Конституции равноправию религиозных объединений и их одновременной отделенности от государства.
То акцентирование внимания автора на предоставление именно РПЦ МП особой роли, тогда как ни одна иная ныне существующая в России религиозная организация не была указана ни в автореферате, ни тексте диссертации, представляет скорее угрозу конституционному светскому характеру государства.
Светский характер РФ и равноправие религий перед законом является результатом исторического развития российского государства и сравнение с ситуациями в иных, в т.ч. европейских государствах, где зачастую какой-то религиозный институт оказывается связанным с институтом монархии или т.п., неправомочен и искусственен в современной России, характерной чертой для которой является многоконфессиональность и многонациональность.
Таким образом, идея симбиоза власти и церкви (а судя по диссертации, автор в этом симбиозе видит исключительно одну конкретную религиозную организацию) является противоречащей Конституции РФ и ФЗ "О свободе совести и религиозных объединениях".
10. Существующее законодательство (в первую очередь ФЗ "О свободе совести и религиозных объединениях") предлагает простые и понятные механизмы взаимодействия государства и религиозных объединений. В противоречие этим механизмам, те, что предлагает автор диссертации, провоцируют напряжение отношений и ущемление гарантируемых Конституцией прав и свобод многих граждан.
Суммируя все указанные положения и сопоставляя их с пунктом 1 работы (обеспечение "религиозной безопасности как состояния, необходимого для стабильного конституционного развития Российской Федерации"), выносимым на защиту и означенным автором как ее основная цель, можно с уверенностью констатировать, что предлагаемые механизмы способствуют, скорее, разрушению религиозной стабильности и безопасности в обществе, подводя его к расколу и напряженности.
Для обеспечения целостности и защищенности общества необходим открытый формат взаимодействия государства с отдельными социальными группами, а также между самими группами. Однако диссертация предлагает противоположный образ действий, способствующий возвышению одних религиозных объединений и фактическому запрещению других. Государство теряет возможность открытого наблюдения за религиозными организациями, деятельность которых станет неофициальной.
В качестве итога анализа диссертационной работы можно сделать основное заключение о противоречии предлагаемых автором положений конституционным нормам и о неизбежном ухудшении религиозной ситуации в стране в случае претворения данных положений в жизнь.
Представленная к защите диссертация выполнена в жанре не столько научного исследования, сколько "идеологического памфлета", цель которого - обосновать необходимость восстановления в России системы, существовавшей до революций 1917 года и предполагавшей тесную смычку церкви и государства. Эпиграфом к представленному к защите тексту можно было бы смело взять хрестоматийную формулу министра народного просвещения графа С.С. Уварова "Православие - самодержавие - народность". Сам термин "религиозная безопасность", вынесенный автором в заглавие, это попытка на новом этапе российской истории возродить систему тотального господства государственной клерикальной системы подавления инакомыслия. Но как показывает исторический опыт России, такого рода идеологемы приводят господствующую религиозную систему к кризису, а государство - к краху.
Рецензируемое исследование не отвечает всем требованиям, предъявляемым ВАК к диссертациям на соискание ученой степени доктора наук. Автор на данном этапе не заслуживает присуждения искомой степени.
Доцент кафедры истории древнего мира, средних веков и методологии истории исторического факультета Томского государственного университета, кандидат исторических наук Олег Владимирович Хазанов
20 апреля 2015 г.
