"Сейчас, пока задержания еще идут, важно написать правду о том, что такое — быть под административным арестом. Когда пишешь об этом, важно избежать двух крайностей: преувеличить ужас происходящего или его преуменьшить", - пишет политик Юлия Галямина на своей странице в Facebook.
"От административного ареста здоровый человек не умрет. И даже сильно не заболеет. По политическим статьям обычно не применяют открытых пыток: не бьют, не морят голодом, дают постельные принадлежности, разрешают книги, передачи, звонки и подобие прогулок. Это все можно пережить без явных физических последствий.
Однако арест — это серьезный стресс. И даром он не проходит. Муж отправил меня не неделю в санаторий, чтобы снять постстрессовый синдром. Сегодня у меня опять поднялось давление, и я пошла к медсестре его проверить. Войдя в кабинет, я вдруг заметила за собой, что сжала волю в кулак, вся как-то внутренне подтянулась, гордо подняла голову и заявила: "Я плохо себя чувствую, мне надо померить давление". И чуть не добавила: "Я имею право!". Сестра ласково на меня посмотрела, усадила на стул, расспросила о самочувствии, помогла. В общем, вела себя как медработник санатория, а не спецприемника. Я в душе посмеялась над собой, но немного ужаснулась.
Так же напряженно я до сих пор общаюсь с охранниками, администраторами, работниками столовой. Жду подвоха, унизительной реплики, традиционного "не положено" или "так положено". В спецприемнике никто не задумывается, почему что-то положено, а что-то - нет. Никогда не задается вопросами. И удивительно смотреть на людей, которых вдруг удается заставить задуматься. Однажды я спросила у сотрудницы 2 оперполка: "Вот у вас висит дубинка, вам уже приходилось бить людей?". Она ответила: "Нет". "А если придется, что вы будете чувствовать? А если это будет женщина или подросток?".
Зачем целый день звучит радио, иногда самого низкого пошиба, зачем круглые сутки горит свет, зачем от туалета мерзко пахнет и почему это не чинится, почему еда однообразна и часто несъедобна, почему можно передать морковь, но нельзя огурцы, почему в камере и прогулочном дворе накурено, почему матрасы такие жесткие и нельзя взять больше двух. Никто из сотрудников не знает ответа. Но я знаю, — это скрытые, стыдливые пытки.
Под арестом ты живешь в постоянном напряжении. Все чувства напряжены, внутренние органы и мышцы тоже в стрессе. Организм перестает тебя слушаться, несмотря на физкультуру и попытки заниматься релаксацией. Ты стараешься не замечать, но сейчас, в санатории, когда слышу "Ретро-ФМ" из репродуктора, вся внутренне сжимаюсь.
Каждые 10 минут кто-то заглядывает в глазок. Потом раздается ни с чем не сравнимый скрежет и грохот замков и дверей. И ты не знаешь, что там будет за порогом — передача или начальник, который пришел устраивать обыск.
Опыт несвободы очень важный опыт. Но это болезненный опыт. Вся система направлена на то, чтобы подавить тебя, подчинить. И тут важно не сломаться: не перевести физические и невротические страдания в пространство своих смыслов, воли, стремлений. Как это сделать? Человек, который задается вопросами и находит ответы — способен этот опыт принять и пережить. Мне это было сделать нетрудно. Потому что я постоянно задаю себе и отвечаю себе на вопросы.
Потому что в нашем нынешнем государстве у нас нет выбора. Вернее выбор только один — бороться за то, чтобы в нем не было политических репрессий и пыток, открытых или замаскированных.
Но после травматического опыта важно не изображать из себя героя, а дать своему организму возможность восстановиться".
